Вы когда-нибудь бродили по просыпающемуся городу? Знаете, в этом есть какое-то очарование: когда ночь неохотно расстается со своим покрывалом, а утро робко тянется своими первыми лучиками солнца…
К сожалению, большинство людей не замечает этого. Не проснувшиеся и недовольные всем на свете и, в первую очередь, тем, что приходится в такую рань спешить на работу.

Впрочем, Питер был не таков. Он любил ложиться спать пораньше, поэтому всегда высыпался, любил хорошенько позавтракать, выкурить трубочку ароматного табаку и только после этого отправиться на работу в отличном и приподнятом настроении. С недавних пор у него появилась еще одна привычка — он стал ходить на работу окружным путем и причиной тому были картины.
Потрясающие в своем великолепии, они с самого утра выставлялись на всеобщее обозрение. Картины стояли в ряд, прислоненные к кирпичной стене дома, посеревшей от времени и от дождей. Они казались Питеру лучиками солнца, которые освещали этот унылый городской пейзаж. Часто около них стоял простой деревянный стул, на котором сидел художник.

Можно было, конечно, попытаться с ним заговорить, но обычно на все вопросы художник отвечал неохотно и отделывался от продолжения разговора односложными фразами. Питер решил для себя, что это все потому, что художник слышал эти вопросы сотни раз и устал повторять всем одно и тоже. И действительно, что еще мог сказать он, творец этих произведений? Ведь он говорил своими картинами, осушал себя до дна, когда их писал и ему больше нечего было сказать людям. А люди, проходящие мимо, редко с интересом, а чаще всего со скукой пробегали глазами картины, в которых художник обнажал свои чувства как оголенный нерв.

Картин было выставлено не очень много, но Питер любил подолгу останавливаться у каждой и, погрузившись в свои мысли, размышлять о великой силе искусства. Одни картины изображали городские достопримечательности в разное время года и суток, другие представляли собой портреты незнакомых ему горожан. Были здесь представлены и картины, изображающие восход и заход солнца, и парусные корабли, сражающиеся с могучим океаном, и солдаты разных армий и эпох, схваченные острым взглядом художника в самый трагический момент. Тем не менее все картины были объединены чем-то неуловимо общим, что позволяло безошибочно определить, что у них был один создатель. Питеру казалось, что именно он, как никто другой понимает весь глубинный замысел художника. Так, к примеру, картина, изображающая женщину в черных одеждах, бредущую под проливным дождем к кладбищу, — безусловно, символизирует одиночество, а волна, накрывающая маленький буксир, — безысходность.

Вот уже который день, медленно переходя от картины к картине, Питер, казалось, переживал все то, что отобразил на своих картинах художник. Внезапно, Питер вздрогнул и остановился напротив одного из полотен. Потом закрыл глаза и несколько раз тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения. Сначала он подумал, что выпитый с утра крепкий кофе сыграл с ним злую шутку, но, открыв глаза, обнаружил, что все увиденное реально как никогда. Эта картина была просто страшна, нет, она была просто отвратительна. В середине ее было намалевано черное пятно, а вокруг него, извиваясь в каком-то ужасном причудливом танце, плясали разноцветные линии. Питер никак не мог понять, как автор, столько красиво и вдохновенно писавший, мог вдруг так измениться. Картина не нравилась ему хотя бы потому, что впервые Питер никак не мог понять, что же именно хотел сказать ей художник. Написана она была видимо совсем недавно, ибо, в отличие от других картин, у нее не было аккуратной рамки и двух заглавных букв JP в нижнем левом углу. Питеру захотелось поскорее увидеть художника и высказать ему все, что он думает об этой безвкусице, запретить ему писать так нелепо и пошло, однако, художника поблизости не было.

Сзади раздалось глухое тявканье и из-за поворота показалась Мэри, молодая взбалмошная особа, выгуливавшая каждое утро перед работой свою собаку. Мэри недолюбливала художника, и его работы казались ей, по причине, впрочем известной лишь ей одной, бездарными и вульгарными. Проходя мимо, она всегда с пренебрежением смотрела на художника и его картины. Так и сегодня, кивнув Питеру в знак приветствия, хотела пройти мимо, но, заметив новую работу художника, замерла около нее и пробормотала: «Восхитительно! Наконец-то Джон смог почувствовать все реалии этого мира, и выразил это столько ярко и экспрессивно, очертив каждую мысль. Просто великолепно! Я сейчас же куплю эту картину!»

Питер уставился на Мэри как на сумасшедшую. Как она могла назвать эту мазню великолепной? Он еще с трудом мог поверить в то, художник оказался подвержен минутному помешательству, работая над этой картиной… Однако, мысль о том, что эта картина могла кому-то понравиться и даже вызвать восхищение, была для него настолько кощунственной, что совсем не укладывалась в голове.

Улица постепенно стала наполняться спешащими на работу горожанами, которым было абсолютно наплевать на то, что творилось в душе Питера.

- Уф, какое уродство, — сказал, кивнув на картину, почтенный седовласый джентльмен, одетый в твидовый костюм. Он остановился около Питера, чтобы раскурить потухшую трубку. Питер торжествующе улыбнулся и посмотрел на Мэри. Вот, торжествующе отметил он про себя, значит, я был прав.

- Вы ничего не понимаете в современной живописи — запальчиво произнесла Мэри и пристально на него посмотрела. — Вам, видимо, все равно, что хотел сказать художник. Знаете, нужно иметь утонченное мировосприятие жизни, чтобы увидеть всю глубину его замысла.

Этого Питер вынести уже не мог. Как могла эта глупая девчонка, совсем не разбиравшаяся в жизни, спорить с ними, почтенными джентльменами, да еще судить о мировосприятии и о душе?

Так, слово за слово, разгорелся нешуточный спор, и, привлекаемые громкими криками, вокруг картины стали собираться люди. Причем каждый из них имел свое мнение относительно этого произведения. Вскоре, толпа гудела, как растревоженный улей, и улица стала напоминать бурлящий поток.

- Нет, Вы только посмотрите, эта картина выделяется ярким пятном на фоне остальных работ! Чувствуется, что автор выплеснул наконец-то свои эмоции, — кричал юноша с растрепанными волосами.

- Да, да… эмоциональная экспрессия этого произведения чувствуется очень хорошо — вторила ему девушка-студентка.
- Это все бесовское — встряла почтенная матрона, тащившая за шиворот упирающегося мальчика.

Питер схватил Мэри за руку и начал кричать ей что-то в самое ухо. Она жмурилась и трясла головой, но не могла вырвать у него руку. Увидев это, почтенная матрона огрела Питера своим ридикюлем. От неожиданности он отпустил руку Мэри и, отшатнувшись, прислонился к стене дома.

Казалось, еще чуть-чуть и вся толпа начнет драться, однако, чей-то звонкий голос перекричал весь этот шум и предложил позвать художника и выяснить все у него самого. Эта мысль, такая простая и очевидная, в мгновенье овладела толпой и через несколько мгновений улица уже сотрясалась от десятков голосов, выкрикивавших имя художника.

Из парадной дома, к стене которого были прислонены картины, вышел, застегивая на ходу рубашку, в одежде измазанной красками, небритый человек со спутанными волосами. Он с удивлением уставился на устремившихся к нему людей. Какой-то джентльмен схватил его за руку, другой кричал что-то неразборчивое, девушка, таща за собой собаку, на ходу протягивала ему деньги, почтенная матрона угрожающе размахивала своим ридикюлем… Все это было так странно, что Джон на мгновенье решил, что толпа хочет его растерзать. Но когда он, наконец, понял, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор, то начал громко смеяться. И удивительное дело, казалось, что его смех, уничтожал всю ту злость и ненависть, охватившую толпу. Смех его был столь заразительным, что кто-то начал смеяться вместе с ним, многие стали улыбаться и хлопать друг друга по плечам. Всем вдруг стала очевидна вся нелепость ситуации: взрослые и умные люди чуть не подрались из-за какой-то картины.

А художник, не переставая смеяться, протиснулся к своей картине, взял ее в руки и, обращаясь ко всем, громко произнес: «Никогда не думал, что из-за такого пустяка может разгореться такой сыр-бор. Дело в том, что сегодня я решил попробовать недавно купленные краски. Я беспорядочно водил ими по холсту, чтобы проверить густоту и смешиваемость красок, а потом оставил его на улице подсохнуть и проверить стойкость красок».

На улице воцарилась тишина. Стало даже слышно, как на соседней улице прогрохотал молочник, а городские часа пробили восемь тридцать. Люди больше не смеялись. Стараясь не смотреть друг другу в глаза, они стали расходиться по своим делам. Мэри спрятала деньги обратно в сумочку, и потащила собаку дальше. Лишь Питер, по дороге на работу, продолжал чему-то улыбаться.

(с) Макс Гончаров, 2004