Пионерская баечка

В 14 лет я была до ужаса безобразным ребенком: очень худой прыщавый глист с огромной головой и кривыми- кривыми зубами. Моя мама меня стеснялась и весь пубертатный период держала меня как можно дальше от родных и знакомых , на все лето отсылала меня в пионерский лагерь.
Пионерский лагерь состоял из клоповников с детьми , домика дирекции и четырех туалетов. Туалеты состояли из кирпичной будки, ямы, закрывающего эту яму
деревянного настила с дырками и г.. вна с хлоркой . Г..вно с хлоркой воняли, поэтому туалеты предусмотрительно строили далеко от жилых помещений и
обсаживали их кустами.
Девочки долго думали , что я мальчик … В общем , со мной не хотели дружить .
В ту роковую ночь полуночный понос стал моим единственным спутником. Срал весь лагерь: зеленые фрукты, грязные руки повара и всякое дерьмо, которое жрали пионеры с голодухи сделали свое черное дело . Дырки в туалете были обгажены расстроенными желудками четырехсот человек и девчонки ходили гадить парами: одна гадит, другая светит фонариком, чтоб первая не влезла в продукты распада предшественниц . Мне никто не хотел светить фонарем , поэтому в ту ночь я высеривала солянку в гордом уединении; в блеклом свете фонаря были видны только очертания, и, сидя в сортире, я смирилась с тем, что уже вляпалась в чье - то скользкое говно .
Неожиданно какая-то тень кинулась прямо на меня , я завизжала , резко дернула неустойчивым телом , ноги проехались по чьему — то поносу и я вошла в дырку как хорошо смазанная гильза .
Fuck! Летучая мышь загнала меня по пояс в кучу говна, над головой смутно виднелось очко , если кто-нибудь сейчас придет срать , то положение мое сильно
ухудшится. Надо вылазить!
Через час, пыхтя и чуть слышно матерясь, я достала до очка руками: это, бля, было крайне сложно — все твердые опоры были слизкими , как сопли! Ухватившись
за края очка , я подтянулась и высунула башку : от свежего воздуха закружилась голова и я удержалась на завоеванных позициях только волей к свободе.
Подтянулась еще и оперлась на локти : нужно за что — то ухватиться , чтоб не сорваться. Все кругом было склизким , ухватиться можно было только за поперечную деревянную балку в полуметре от меня , я с остервенением пыталась до нее достать, шипя от натуги:- Ну ! Иди же сюда! Дай, я до тебя достану!..

Вдруг меня ослепила яркая вспышка света , потом какой-то не то вздох , не то стон, и глухой удар — я испугалась и… свалилась обратно . Еще полчаса — и я
снова над очком . Так . Тянусь… Есть . Я ухватилась за балку и вылезла на цементный пол чуть дыша от счастья . Отдышавшись , решила переть к реке
отдраиваться.
Метрах в пяти от тубзика валялся директор, рядом с ним валялся разбитый фонарь – сдох что ли ? Я пошла на речку , отмылась как сумела, а потом позвала
людей: может и не окочурился еще, спасти можно .
Утром нам сообщили, что у директора был удар, возвратился в лагерь он лишь под конец смены . Говорить он не мог , сидел целый день на веранде и ему
нравилось , когда к нему приходили дети . Я навещала его частенько, он меня как то по-особенному любил — ведь собственно я тогда позвала к нему людей.
На следующий год мы узнали, что перед самой смертью директор ненадолго пришел
в себя. Он рассказал , что той ночью он обходил территорию лагеря, случайно услышал странное шипение в туалете и открыл дверь .
На него из зловонной дыры лез мерзкий говняный лупоглазый червяк, протягивал к нему щупальца и шипел:
- Ну-у-у… Иди же сюда-а…. Дай , я до тебя доссстануууу!..
За лупоглазую неприятно, конечно ….

(с) Дуня Нефигаблина.